Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Загубленные гении России
(страница 29)
Поставив свободного человека производителем научной мысли, Вернадский со своей стороны также наталкивается на трудно разрешимый казус (апорию). Учёный обнаруживает эмпирическую закономерность, что научно обогащённые личности появляются в истории науки редко и хаотично, тобто совсем не показательны для людского сообщества: "Ибо мы знаем, что такие личности в общей массе человечества всегда редкое явление, не всегда имеющее место. Надо ждать иногда века, чтобы после ухода из жизни вновь появились люди, способные уловить нить, оставленную ушедшими...Иногда надо долго ждать, чтобы вновь появились равные им умы или равные им таланты; иногда они не появляются"(1988, с.с.216,217). Следовательно, люди, обладающие "духовной энергией", редки, случайны и не характерны для человечества, что видимо противоречит априорному постулату о постоянной и неиссякаемой духовной активности человека, и не соотносится с доктриной о научной мысли как планетарном явлении, действующего со стихийной неизбежностью. Своё противоречие Вернадский обозначает чисто натуралистически: "Мы не знаем пока, почему, как и отчего происходит такое нарождение талантливых людей, орудий научной мысли, и их скопление в близких поколениях, отсутствие их в других"(1988, с.217). Итак, содержание научной мысли в понимании Вернадского составляет ключевое смысловое затруднение ноосферного учения, или, другими словами, идеалистическую апорию Вернадского.
Таким образом, творческий эффект сочетания двух систем зависит от того, будут ли данные апории суммироваться в одну общую либо каждая из них станет решением или средством для решения другой. Важно, что решения проблем, скрытых в потенциале каждой из апорий, нельзя найти в авторских первоисточниках, ибо обе системы - Плеханова и Вернадского - обрываются как раз на данных моментах, но именно на этом этапе, на стадии постановки задачи, между этими системами наличиствует полярное разногласие, какое и не позволило сблизиться, несомненно, самым ярким деятелям русского духовного общества, разрушенного большевистским режимом. Синтез апории Плеханова и апории Вернадского является главной задачей, оставленной в наследство гениальными русскими мыслителями.
Итак, первым шагом на пути этого синтеза является осмысление общественного мнения, как общественного параметра, в условиях ноосферы. По утверждению Вернадского: "Биосфера ХХ столетия превращается в ноосферу, создаваемую прежде всего ростом науки, научного понимания и основанного на ней социального труда человечества"(1975,кн.2,с.31). В соответствие с утверждениями Плеханова это означает, что ноосфера формируется на базе превращаения научной мысли в общественное мнение, а научный труд обретает характер социального явления. Как элемент общественного мнения, свободный человек выступает с претензией на ведущую динамическую роль в ноосфере и в таком качестве научная мысль кажется способной преобразовать геобиологическую совокупность биосферы в некие "начальные" структуры ноосферы. По сути дела и воочию любая оформленная научная мысль, каждая онаученная идея несёт в себе зачатки "элементарной" почки ноосферы, а главным механизмом преобразования биосферы в ноосферу Вернадский называет "научный аппарат". Однако рефлексия Плеханова отвергает столь гладкий ход процесса с такими радужными перспективами. Ни научная мысль, ни научный аппарат, по Плеханову, не могут единолично олицетворять общественное мнение в полном спектре и широкого общественного круга, поскольку в данных атрибутах выступает общественное мнение узкой, в общественном масштабе, группы людей, а именно профессионального научного слоя, что является в известной мере иной проекцией социального института.
Уравнивание общественного мнения с ноосферой, где эволюирующей ячейкой выступает научная мысль, с этих позиций неизбежно приводит институт общественного мнения в состояние, где приоритетным будет научное мнение, тобто форма специализированного сознания, адекват классового сознания. Ещё А.И.Герцен предупреждал, что "Республика учёных - худшая республика из всех когда-либо бывших, не исключая Парагвайской во время управления ею учёным доктором Франсиа"(1948, с.60). Плеханов решительно выступал против господства в общественном мнении каких-либо особых форм сознания, а особенно кастовых и групповых, за что подвёргся обструкции со стороны советской аналитики. А сам Вернадский блестяще доказал ведущую роль отдельной личности в научном познании, а отнюдь не корпораций, гильдий или академий учёных.
Следовательно, приобщение доктрины ноосферы как сферы научного мандата, по Вернадскому, к институту общественного мнения в истолковании Плеханова привело обе системы не к схождению, а к расхождению по, казалось, существенным концептуальным моментам. Но, как и предыдущее политическое, это расхождение оказывается на деле видимым и формально поверхностным. Расхожее понимание ноосферы как сферы разума или научной мысли не пригодно для плехановского воззрения в силу того, что предикат "разум" не может быть общественным мнением из-за своего своеобъемлющего контекста, а предикат "научная мысль" не в состоянии обеспечить достаточную полноту общественного мнения из-за своего узкопрофессионального аспекта. Другими словами, русский философ Плеханов по когнитивному содержанию своей логии органически не приемлет западную концепцию ноосферы, которую выражали Э. Ле Руа и П. де Шарден и у которой учение Вернадского, также будучи содержательно несовместимым с европейской схемой, позаимствовало только термин и дефинитивное определение ноосферы.
Присматриваясь к сочинениям Вернадского с такой точки зрения, можно без труда увидеть, что смысловое значение термина "научная мысль" сплошь и рядом выходит в текстах Вернадского за рамки тривиального содержания научной мысли как таковой и под этим термином у русского учёного скрыто нечто иное, превосходящее значение научной мысли как единозначного источника знаний, поставленного во главу угла у Э. Ле Руа. К примеру, говоря о признаках ноосферного состояния в современной биосфере, Вернадский отмечает: "...надо выдвинуть влияние ещё одной черты нового времени - распространение единой культуры, или во всяком случае доступность единой культуры для всех стран и для всех народов, для всего человечества...Нельзя не отметить, что и здесь развитие науки является одним из главнейших факторов, если даже не самым главным фактором, обусловливающим единство человеческой культуры. Ибо научное знание есть единственная форма духовной культуры для всего человечества..."(1989, с.162; выделено мною - Г.Г.) Итак, вполне очевидно, что говоря о ноосфере как сфере научной мысли, Вернадский предполагает на самом деле ноосферу как сферу культуры, а в самой научной мысле функцию источника культуры определяет важнейшей и первейшей перед функцией источника знаний. Таким образом, русское понимание ноосферы, выведенное независимо друг от друга Г.В.Плехановым и В.И.Вернадским, не адекватно первоисточнику Э. Ле Руа.
Понятно, что, взятая в чисто духовной ипостаси, культура относится к более высокому уровню и другому рангу духовных сущностей, чем научное сознание, которое она включает в себя как свою составную часть. Это положение, затуманенное в суждениях Вернадского с терминологической стороны, настолько ясно по смысловому содержанию, что возможно вывести своеобразное авторское определение культуры, лежащее в основе ноосферной вариации культуры: культура - это природа (биосфера) в человеке. Этим фиксируется факт наличия оригинального качества культуры, свойственной ноосфере, когда она понимается не столько сферой научной мысли, сколько сферой культуры. Мыслится, что рефлексия ноосферной модификации культуры принадлежит будущим прелестям аналитических упражнений. Здесь же есть место только для эмпирической констатации признаков ноосферной культуры и для устранения с когнитивной помощью этой последней апорий Плеханова и Вернадского, которые до настоящего времени существуют как самозначимые независимые атрибуты.
Однако свободный человек, став главным действующим лицом в системах Плеханова и Вернадского, уже не согласен мириться со своим раздельным существованием в автономно независимых областях, - и в этом сказывается отнюдь не субъективная воля какого-либо творца, а вполне объективные, если можно так выразиться, потребности русского духовного осязания индивидуальной личности. Культ единичной особи, - сугубо русская идея, - приняв форму свободного человека, уже не может быть отвлечённым индексом теоретического умозрения, имея перед собой такие необозримые пространства жизнедеятельности, как общественное мнение Плеханова и ноосферную перспективу Вернадского. Он неотвратимо ощущал в себе силу и настоятельную потребность соединения этих пространств в единое поле своей объективации, понукаемый к тому пафосом faber. Следовательно, творческий синтез апорий Плеханова и Вернадского спонтанно выдвигается как объективная основополагающая задача теоеретизирования ноосферы в новом определении сферы культуры.
Решением идеалистической апории Вернадского становится некая сентенция, какую можно вывести в качестве непосредственного следствия из того понимания культуры ("культура есть природа в человеке"), которое великий натуралист интуитивно вкладывал в термин "научная мысль" во всех своих инновациях, и это следствие гласит: в ноосфере культура слагает форму организованности (или в обобщённом виде - форму государственности). В свете этого суждения вспышки и прорывы неординарной научной энергии, которые осуществляются в истории науки спорадически и хаотично и которым Вернадский не мог подыскать рационального объяснения, всегда есть шедевры культуры и пропедевтически представляют собой первофеномены высшего ноосферного состояния духа, а на фоне засилия настоящего и прошлого они суть проблестки будущего. Но как только эти проблестки теряют аромат будущего свершения, они лишаются ноосферного статуса стимула и маяка, погружаясь в общий фон для последующих проявлений, а как шедевры культуры они остаются в вечности. Хаотичный и беспорядочный характер их появления необходимо закономерен, ибо, как правило, они рождаются не рациональным следованием мысли, а вдохновенными извержениями духа, и по этой причине научная мысль в биосфере неидентична научной мысли в ноосфере, иначе ноосфера не была бы духовно отличима от биосферы и она не могла бы представлять собой высшую ступень последней.
