Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Загубленные гении России
(страница 44)
Концептуальный макет русского духовного воззрения, вознесшегося на субстрате культа личности, потенциально очень близок к духовной деспотии, хотя и не церковного типа, но идеологически созвучной с той привилегированной исключительностью, какой чревата любая культовая монополия. Один из наиболее проницательных аналитиков русского духовного кодекса о.В.В.Зеньковский назвал это обстоятельство "антропометрией" и для примера привёл установку Бердяева: "Бесконечный дух человека претендует на абсолютный, сверхприродный антропоцентризм, он сознаёт себя абсолютным центром не данной замкнутой планетной системы, а всего бытия, всех миров".
Русская концепция человека очень слабо застрахована от подобной антропометрии и единственной преградой на пути бердяевского разрушительного максимализма и абсолютизма стоит максима "человек условие человека". Но, будучи по своему гениальным духовным достижением и к тому же русского генезиса, эта максима является чисто умозрительным продуктом из разряда высшей абстрации русской духовной философии, значимым в сугубо мыслительном поле, но она лишена конкретного духовного оформления. На этой основе возникла одна из актуальнейших дилемм русской духовной доктрины, которую не всегда однозначно мыслят даже некоторые из русских соавторов доктрины. Анархическое учение князя П.А.Кропоткина в собственно духовной плоскости следует видеть как одну из наиболее действенных попыток решения данной дилеммы.
4.НРАВСТВЕННОСТЬ И КОММУНИЗМ В АНАРХИЧЕСКОМ УЧЕНИИ КНЯЗЯ П.А.КРОПОТКИНА. По определению духовный анархизм не приемлет никакого насилия над личностью,- ни в форме политической диктатуры как абсолютизации коллективного фактора, ни в виде духовной деспотии, происходящей от монополизации личностного фактора. Это определённо означает, что мышление князя в своей основе отвергает принцип "или-или" и ситуация в сопряжении народ-личность мыслится им не посредством столкновения разнородных членов, обеспечивающего борьбу за существование ( или bellum omnium contra omnes - война всех против всех), а благодаря соприкосновения или, что более точно, взаимопроникновения противоположеностей. Итак, очевидно вытекает, что анархизм априорно был задуман Кропоткиным как соединяющий, а не разъединяющий, регулятор духа в со-отношении индивида и коллектива, а в другом выражении это значит: связь личности с народом лежит через анархизм. Таков реальный план Кропоткина, а в идеальном ракурсе анархизм, по его логии, есть доля индивидуального во всеобщем или возможно в ином очертании, как проекция всеобщего на индивидуальное.
Как можно понять философские интенции Кропоткина, его духовная констркуция анархизма зиждется на аксиоме о том, что личность не существует вне коллектива, а коллектив не может сообразоваться без личностей, анархизм же образует связующую третью реальность. Эта последняя и понимается князем как свобода личности - главный действующий атрибут сооружения Кропоткина. Одной из причин фривольного отношения к анархической логии Кропоткина служит предвзятое мнение, что анархизм есть порождение необузданной свободы и потому она ассоциируется со вседозволенностью. Прямо противоположные смыслы заключены в первоавторском макете анархического учения: поскольку человек сам-в-себе не нуждается в свободе, ибо в таком виде он всегда свободен, то свобода понимается Кропоткиным как действительная или желаемая (требуемая) норма поведения человека в обществе либо осуществлённая связь личности с коллективом, тобто анархия - это всегда свобода, а свобода мертва без анархии, и они нераздельны, органически исключая всякую и всяческую вседозволенность и необузданность.
Итак, духовный анархизм Кропоткина, взятый в философском контексте, есть не что иное, как динамический принцип великой максимы "человек условие человека" - одной из ключевых опор русской духовной философии. Именно духовный анархизм спасает всю русскую духовную конструкцию от опасности антропометрии (или духовной деспотии) и эта когнитивная функция кропоткинского гнозиса почти целиком перекрыта предрассудками, заблуждениями и суевериями, укоренившимися в общественном мнении и усиленными предвзятым подходом со стороны философии воинствующего материализма.
Исходным пунктом разветвлённой логии духовного анархизма служит аксиома равенства, где Кропоткин выставляет своеобразное понимание "равенства", принципиально отличное от пресловутого "уравнивания", бытующего в социологии, политэкономии или психологии, - у него оно опосредовано в духовный постулат равенства. Согласно последнего все личности равны по значению своей духовной содержательности, здесь изначально исключается позиция превосходства, но допустима позиция primus inter pares (первый среди равных), и тут утверждается равенство личностей, достойных в своей самодостаточности, но постулируется отрицание любого arche в духовном поле человека; аксиома и постулат равенства к Кропоткина ноуменально есть не менее, чем авторская реприза культа личности. В той мере, в какой анархия предполагает свободу, равенство предусматривает анархию, но это отнюдь не значит, что анархия служит пассивной копией или холодным зеркалом свободы и равенства. Именно в том положении, в каком анархия сочленяет в себе эти духовные константы (свободу и равенство), она выражает особое духовное состояние человеческого существования, которое Кропоткин отождествляет с нравственностью.
Уже указывалось, что самобытность духовного воззрения Кропоткина свёрнуто в представлении о нравственности (морали) как первичной исходной константы на уровне архетипа, и он утверждает: "Моральное чувство является у нас прирождённой способностью совершенно так же, как чувство обоняния и осязания"(1999, с.817). И это чувство, названное князем "инстинктом общительности", присуще не только человеку, но и всему животному миру, а их органическое сочетание опосредовано Кропоткиным законом солидарности. Чисто логическим путём устанавливается, что главное уложение живой жизни, познанное В.И.Вернадским в биосфере, через закон солидарности расширяется на психическую экзистенцию человека, и при этом сама собой выступает несуразность "сверхбиологического" состояния человека - изобретение социального института. Кропоткин пишет, что "...именно этот закон природы проглядело большинство дарвинистов, - вероятно, потому, что сам Дарвин недостаточно обратил на него внимание в своём первом труде - "Происхождение видов" и заговорил о нём только во втором своём основном труде - "Происхождение человека". Между тем в этом инстинкте мы имеем первое начало нравственности, из которого впоследствии развились у человека все его самые высокие чувства и порывы"(1999, с.145-146).
Будучи архетипической подсознательной данностью, инстинкт общительности необходимо должен преобразоваться в некую сознательную форму как результат развития и созревания человеческого интеллекта, и князь отмечает: "И действительно, у первобытного человека развилось мало-помалу новое понятие - более сознательное и более высокое: понятие о справедливости, и для дальнейшей выработки нравственности это понятие стало основным, необходимым". Итак, справедливость ставится вторым началом нравственности и для него Кропоткин выставляет знаменательную формулу, которую он почерпнул не из необъятного океана современных суждений и рассуждений о нравственности, морали, этике, а из библейской мудрости, где она обозначена как поведенческий норматив. Авторский приоритет здесь числит за собой еврейский первосвященник Гиллель (Хилель), который на заре новой эры провозгласил: "не делай другим то, чего не желаешь для себя"; вслед за Гиллелем данный норматив повторил в своеобразном виде Иисус Христос в Нагорной проповеди: "Итак во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними"(Мат., 7:12); смысловую содержательность этого постановления использовали: И.Кант в разделе о морали в собственной философской системе и Вл.Соловьёв при создании русской нравственной философии. В отличие Кропоткин конкретизировал поле предикации этого поведенческого норматива и объявил его не базовой основой морали и нравственности в целом, а сутью справедливости как особого духовного параметра. Кропоткин считает: "Когда мы говорим: "Не делай другим того, чего не желаешь себе", - мы требуем справедливости, которой сущность есть признание равноценности всех членов данного общества, а следовательно, их равноправия, их равенства в требованиях, которые они могут предъявлять другим членам общества. Вместе с тем оно содержит и отказ от претензии ставить себя выше или "опричь" других. Без такого уравнительного понятия не могло бы быть нравственности"(1999, с.146).
Обычно требуют справедливости от какого-либо внешнего источника, а обращение к справедливости следует, как правило, тогда, когда налицо жертва несправедливости. Своё представление о справедливости Кропоткин аргументирует библейской истиной по той причине, что тут явлена личная инициатива, а не внешнее воздействие, и потому справедливость, по Кропоткину, вытекает не просто из общения с кем-нибудь другим, а такого со-общения, где Я нуждается в другом, а другой способен воспринять в себя Я. Следовательно, справедливость становится важнейшим духовным качеством Я человека, какое проявляет себя и существует в реальности под идеологическом протекторатом русской философемы человек условие человека. Итак, первое начало нравственности, имеющее подсознательное инстинктивное нутро и присущее не только человеческому, но и животному миру, и второе начало нравственности, обладающее чисто сознательной природой и в таком качестве целиком зависимое от личной воли человека, естественно, не просто со-существуют, а обуславливают внутреннюю динамику человека, в результате чего появляется третье начало нравственности. Кропоткин сообщает: "и на почве этих двух развивается третий элемент нравственного - чувство, которое мы называем не совсем правильно самоотвержением или же самопожертвованием, альтруизмом, великодушием, чувство, подтверждаемое разумом, которое составляет в сущности именно то, что следовало бы называть нравственным чувством"(1999, с.145).
