Реклама
Книги по философии
Грузман Генрих
Загубленные гении России
(страница 52)
Гегель констатирует: "Если геологический организм есть голая система построения образов без идеальности, то с субъективностью растительной жизни появляется на сцену эта идеальность"(1975, т.2, с.398). "Идеальность" для Гегеля есть явление живой инстанции, "оживотворённое" вещество, в котором он усматривает движущий механизм офилософствования природы. Обособление когнитивной значимости живого бытия для планетарной материи роднит "Философию природы" Гегеля с философским подходом в биосфере В.И.Вернадского. Особая важность этого момента состоит в определении общей стартовой позиции, с какой начата философская рефлексия природы в двух разных системах координат - европейской и русской, и сопоставительный анализ развёрнутых аргументов философии природы Гегеля и философии биосферы Вернадского составит доказательную базу объективного статуса и когнитивной необходимости в раздельном наличии западного дарвинизма и русского дарвинизма.
Наиболее показательной концептуальной особенностью гегелевской философской хартии природы по части "органической физики" (биологии) является декрет: "Растение есть подчинённый организм, назначение которого служить высшему организму и быть предметом его потребления"(1975, т.2, с.460). Это значит, что для своей модели Гегель предусматривает соподчинённо-иерархический принцип или, лучше сказать, идею таксономической пирамиды, что целиком отсутствует в биосферной триаде Вернадского, где в динамическое единое сочленены равнозначные и равноценные компоненты. Данный декрет является заключительным выводом, полученным философом по каждой позиции своей методологической триады, но определяющим стали суждения по части "образа". "Образом" Гегель называет то единство индивида, при котором он смыкается с самим собой, а говоря попросту, приобретает свою собственную форму. А растение, находясь в состоянии становления и развития из семени, зерна, ядра, почки никогда не приходит к самому себе, а всегда направлено во вне, постоянно усиливается во внешнем пространстве. Растение, таким образом, не достигает своего полного образа, ибо не может избавиться от внешнеположенности, хотя процесс роста растения в потенции направлен именно к этому. Отсюда Гегель заключает: "Оживотворящее начало, которым у животного служит душа, ещё погружено у растения в процессуальную внеположенность"(1975, т.2, с.401).
Вооружённый суждениями, полученными также и из других позиций флористической сферы - "ассимиляции" и "родового процесса", - Гегель приходит к концептуально определяющему заключению: "Для растения, которое увлекается вовне, не сохряняясь поистине в этом отношении к другому, остальная природа не существует как внешняя"(1975, т.2, с.467). Это означает, что растительный мир в его биологическом разнообразии ни качественно, ни количественно не отчленён от того природно-естественного комплекса, который дефинируется как внешняя (окружающая) среда, тобто растительный организм соединён с геологическим организмом в одну стихийную силу, которая и слагает внешнюю среду для животного организма. Таково первое принципиальное свойство философии природы Г.Гегеля, как это не покажется профессионально странным в ботанике и геологии.
Однако для данной "странности" у Гегеля имеется весьма солидное основание. Философское исседование природы как таковой предпринято Гегелем в объёме общего творческого замысла, обогатившего философский мир Европы грандиозным учением об Абсолютном Духе, где душа ставится носителем Абсолютного Духа. Самочинное достоинство живой жизни или "тотальность идеальности" необходима как испытательный полигон для аргументации главного субъекта познания гегелевской эпопеи: Абсолютного Духа и Души - носителе. Поскольку растительный мир по определению не может быть вместилищем Абсолютного Духа как Души, то растение, лишённое "оживотворяющего начала", необходимо должно обретаться в стихийных сферах, во внеположенности к одухотворённому животному образу. В этом состоит специфика гегелевского идеализма в отрефлексированном понимании природы европейской философской школы, какое не коррелируется с биосферным представлением природы в гнозисе академика В.И.Вернадского, то есть в русском лагере, а в целом тут положено онтологическое разногласие, которое в философском контексте значится как русский протест против идеологии Абслютного Духа в философии природы.
С наибольшей ноуменальной силой глубокомыслие "Философии природы" сказалось в философской рефлексии животной субстанции, где гениальное аналитическое дарование Гегеля ознаменовало себя рядом блистательных перлов, не все из которых были поняты современниками даже в наше время.. Из их числа сюжет рассматриваемого аспекта проблемы требует сосредоточить внимание на одном, каким является гегелевская сентенция об образе животного организма. В этом разделе трактата Гегель осмыслил действующую на тот момент в биологии организмоцентрическую схему органического развития Ж.-Б.Ламарка, то бишь воззрения, где в основу положена жизнь отдельной особи или типологическая концепция.
Согласно Гегеля, животный организм отличается от прочих предметов природы тем, что его индивид нацелен на самого себя и замыкается на самом себе: каждая животная самость обладает упорядоченной внутренней организацией и жизненными функциями, предназначенными только для самого себя и никакого другого. Поэтому животный организм обладает законченным "образом" и именуется Гегелем "субъективностью", но в отличие от растительного организма, который назван "формальной субъективностью", животный организм определяется как "единичная конкретная субъективность", акустически напоминая русское философское основополагание. Но подобие тут кажущееся и этим опосредованием Гегель лаконизировал всю философию ламаркистской биологии. Немецкий мыслитель пошёл дальше и в понятие образа животного организма включил не только субъективный индивид, но и связанную с ним внешнюю среду. Гениальность гегелевской мысли состоит в том, что животный индивид, замкнувшись сам в себе, противопоставил себя неорганическому окружению и тем самым обособил ту часть внешней природы, какая генетически с ним связана, и, следовательно, организм, делая себя субъективностью и сотворяя свой образ, одновременно производит и свои собственные внешние условия (в философии и биологии отсутствует соответствующий термин, а в геологии широко бытует название внешней среды, имеющей значение только для данного тела (горной породы или минерала) - фация).
Понятие об организме и его фации выводят воочию недостаточность, а тем самым и несостоятельность, организмоцентрической конструкции Ламарка, и в этом видится важнейшее достижение философской рефлексии природы Г.Гегеля, которое на философском языке выражено им следующим образом: "Животный организм есть микрокосм, приобретший бытие для себя, центр природы, в котором вся неорганическая природа объединилась и идеализировалась...Поскольку животный организм есть процесс субъективности, которая во внешнем относится к самой себе, постольку здесь впервые остальная природа наличествует как внешняя, ибо животное сохраняется именно в этом отношении к внешнему". И далее в развитие темы: "Внешнее, не подчинявшееся власти его самости, есть для него отрицание его самого, есть нечто безразличное; и с этим непосредственно связано то, что его неорганическая природа стала для него единичной: ибо никакого отстранения от стихии в нём нет. Это отношение к неорганической природе есть всеобщее понятие животного; оно есть индивидуальный субъект, который относится к индивидуальному как таковому, а не относится подобно растению только к стихийному, а также к несубъективному"(1975, т.2, с.с.467,466).
Выведение сущностного состояния организма через внешнюю среду отличается не только оригинальностью и авторской глубиной мышления, но и совершенно новым смысловым кругозором и содержательной ёмкостью самого животного организма. В таком отношении гегелевские представления непосредственно раскрываются, а правильнее сказать, свёртываются в увертюру для максимы Сеченова и Вернадского о связи организма и среды - основополагания русского гнозиса. Но более того. Противоречие животного организма и внешней природы, которое, по определению Гегеля "есть всеобщее понятие животного" имеет качественно особое следствие, о котором Гегель говорит: "Животное само определяет себе место для отдыха, сна, рождения детёнышей; оно не только меняет своё место, но и творит его себе. В этом отношении животное является практическим, и этот целесообразный способ определения есть претворённый в деятельность внутренний порыв"(1975, т.2, с.509-510; выделено мною - Г.Г.). Итак, оказывается, что гегелевская мудрость включает в себя не просто аналогичную, но одну и ту же истину, что в уложении Вернадского о живой жизни, какая творит обстоятельства своей жизни, с той лишь разницей, что у Вернадского в силу универсальности эта истина укладывается в закон живой жизни, а у Гегеля по причине ограниченности может быть названа законом животной жизни. Следовательно, что, если по части гегелевской рефлексии растительной жизни, с русской стороны выставляется онтологическое разногласие, то касательно животного существования, по Гегелю, наблюдается несомненное гносеологическое согласие с позицией В.И.Вернадского, а главное тут состоит в наличие между двумя аналитическими конструктами - европейским и русским - как сходства, так и различия.
